Духи не умеют спать. Они сходят с ума, растворяются, теряются в пространстве, не могут собраться из материи, порождающей их, исчезают — но не спят. Для каждого, кто потрудился найти информацию о духах, это было ясно как день. Однако помимо «дневной ясности» всегда существовала «ночная муть», и темный дух, как первейший ее представитель, держал в руках свой сон. Самый настоящий сон, созданный Песочником, не испорченный кошмарами. Крепкий как сама Смерть.

Темный дух сидел у погасшего когда-то давно камина и разглядывал пригоршню золотистого песка в ладони. Ему было не по себе, хоть страха он и не испытывал. Однако он предусмотрел всё, что только мог, и решился. Повелитель Кошмаров вошел на чужую территорию, влился в сплетение энергий, привычное для него более, чем всякая материя. В первые мгновения во сне не было ничего, потому что нечему было ему сниться. Кромешник и спал, и не спал одновременно. Со временем сон начал вырождаться в кошмар. Кошмар Повелителя Кошмаров — во вселенной до сих пор не было ничего, настолько переполненного ужасом, настолько страшного, что этого не вынес и сам страх.

Он проснулся с таким душевыдирающим криком, что удивительно, как не потерял голос на первой его секунде. Сначала он не понимал, кто он, где он, что и как долго происходит, затем в будто бы расщепленном сознании образовалась крупица понимания. Это был звериный сон. Неполный сон. Он вовсе не проснулся, он вообще не засыпал по-настоящему и остался и там, и здесь, а теперь не знал, что есть реальность. Лишь спустя несколько минут ему удалось определить себя как Лазаря. Как только он это сделал, он вспомнил Сторибрук и свою жизнь в нем. Лазарь знал, что при желании мог вспомнить больше, но не знал, зачем. Пока в его голове укладывалось нечто невероятное, чему в голове нормального человека неоткуда взяться, он жмурился и не двигался, но после открыл глаза. Он не знал, в какой момент помимо него здесь появились тени, и вдобавок довольно слабо соображал, что это такое. Но они казались безопасными до ощущения родства, и внимание его привлекло нечто другое.

— А ты… Как ты… А кто? — довольно бессвязно поинтересовался Лазарь. Он не мог не узнать Ким, но при этом не мог не знать, что это не совсем Ким.