Жизнь. Причудливая вязь времён, которую легко разорвать. Порой слишком легко. С тех пор, как нить жизни любимой жены оборвалась, Крабат не особо обращал внимание на то, что творится с этим миром. За стенами дома, в котором за полтора года многое изменилось. Он не стал затворником, но проблемы других совсем перестали для него существовать. Всего полтора года назад Крабат ощущал себя целым. Его душа поддерживалась любовью и тьмой почти в равной степени. Жена удерживала его от того, во что превратился он сейчас. В холодного безразличного к чужой судьбе чернокнижника. Его интерес - сила, его жизнь - тьма, его сон и отдых - вечность, а в сердце - пламя злости. Она ушла от него! Ушла, когда могла остаться. Нужно было лишь позволить ему помочь, продлить её жизнь чернокнижием, которого любимая жена не одобряла, но и не боролась с ним. Всё должно было быть по-другому! Когда-то уютный, светлый чистый дом превратился в мрачное, тёмное, пыльное место, которое обходили стороной, нутром чуя опасность. Крабат не обращал на это внимание, позволяя злости срастаться с тьмой и увлекать себя дальше на дно экспериментов. Всё, что у него осталось - это чернокнижие.

Когда остался один, без поддержки жены, Крабат чувствовал пустоту и неприятие знакомого ощущения, что стал калекой. Как тогда, лишившись сил после смерти Мастера. Он потерял одну из своих опор и не мог принять, что жена ушла от него рано утром, на рассвете, разделив свой последний вздох с одиночеством, а не с ним, полагая, что он не удержится. В последнюю секунду сорвётся, не желая отпускать, поймает её душу, запечатает последний вздох и заставит остаться, не взирая на её выбор уйти. Она знала его слишком хорошо, чтобы допустить до такого соблазна, но Крабат… Крабат был безутешен, лишённый самой возможности держать тонкую, старческую руку в своих ладонях, прислушиваясь к затихающему дыханию. Он остался совсем один, посреди горницы, сминая ни в чём неповинный лист бумаги с простой записью: “Я буду всегда с тобой”. Душу делили ярость, боль и тьма, а подворье около дома медленно, но неотвратимо гнило, словно погребая под собой и прежнего Крабата. 

Немногочисленные друзья не решались лезть с советами, соседи переселялись в другие дома, не в силах больше терпеть окружающую дом угнетающую атмосферу чернокнижия. Крабат закрылся, пребывая в одном ему ведомом мире, и зная о жизни и смерти намного больше других, не желал использовать силу в этом направлении. Если раньше что-то похожее на совесть голосом жены призывало одуматься, то со временем и это исчезло, поэтому местное появление тьмы в его мире ничем Крабата не заинтересовало. Это не его рук дело, пусть другие и разбираются.

В местных магах, которые то и дело появлялись и исчезали, Крабат не видел ни союзников, ни друзей, ни тем более врагов. Копошатся рядом муравьи и пусть копошатся, главное, чтобы к нему не лезли. Со временем последнему сбыться было не суждено. Сгусток тьмы набирал аппетит, сея всё больше разрушений, паники и страха, которые нет-нет да и до Крабата добирались, приводя его в глухое раздражение. Лишённый покоя, доведённый до неконтролируемого приступа ярости паломническими просителями, чернокнижник впервые за долгие полтора года соизволил осмотреться вокруг. Никакие угрозы и кары уже не действовали, потому что появилась более серьёзная и неумолимая опасность. Крабат не был похож на героя, который должен был выйти один на один со злым духом, но многие считали, что он должен это сделать хотя бы потому, что ему незачем терпеть под боком соперника. Связь людских мыслей ускользала от чернокнижника, но взглянув на себя, Крабат едва ли узнавался во взрослом мужчине с длинными с частой проседью волосами и длинной бородой, с испещренным морщинами лицом и тяжёлым взглядом потемневших когда-то ясно-голубых глаз. В зеркале Крабат видел за спиной тень печальной жены, которая старалась при жизни не оставлять просителей без помощи.

Чёрным вороном чернокнижник кружил над местом, которое занял злой дух. Картина бедствий поражала, если бы Крабат не имел дел долгие годы и с чем-то похуже. Его, вырванного из своего мирка мерзости и тлена, если и могло бы что-то удивить, то ненадолго. Он обратился в человека, выбрав место недалеко от скалы. В душе Крабата была пустыня безмолвия, в которой изредка, словно кровавые светлячки, вспыхивала знакомая ярость. Ярость, что спустя время жене ещё удаётся влиять на него, когда ему подобное оказалось не под силу. Мир вокруг прекрасно отражал состояние Крабата, поэтому он не спешил нападать, искать слабое место или опускаться до просьб. Он ощутил забытое, но что-то похожее на интерес. Крабат был окружён притихшей тьмой. Настороженной, опасной и ничуть не раздражающей, как многое было в этом мире. Чернокнижник осмотрелся вокруг и присел на ближайший каменный валун около скалы. Он вдохнул поглубже воздух, прислушиваясь к чему-то своему, и с самым спокойным видом вытащил из кармана небрежно накинутого плаща ещё тёплый пирожок. Как дела с разумностью и терпением незваного гостя в этом мире?

После ухода жены Крабат не раз обдумывал простую мысль - отправиться за ней. Разве они не клялись быть вместе всегда? Если она не готова была принять его помощь и остаться рядом, так почему бы ему не отказаться от силы и времени, уйти за любимой? Намного проще, чем уговорить её жить благодаря хоть и мужу, но чернокнижнику, который нарушает естественный ход времени. Только не смог. У него осталось столько неизведанного, неиспользованного в полную силу, которую так или иначе сдерживала жена. Крабату не удалось убедить любимую, что использование знаний пойдёт им на пользу, но в тоже время она никогда не отказывала в просьбах нуждающихся. Они стучали в их дверь и умоляли её, мягкую и доверчивую, о помощи, а затем уже она убеждала Крабата в том, что можно хоть иногда использовать силу во благо другим, а не себе. Всё, чем он сейчас обладает, могло стоить ему очень дорого, если бы любимая жена бросила его, не сумев смириться с тем, что Крабат ищет силу и знания, от которых когда-то избавился, чем спас не одну жизнь. Но она была рядом и Крабат не мог отказать ей в таких просьбах, даже понимая, что её используют.

И что теперь? К чему эта скользкая дорожка привела его? К безмолвной холодной скале, которая стала оплотом тьмы и убежищем разномастных тварей, которые когда-то давно стоили его внимания и интереса, но потеряли их довольно быстро. Чернокнижник сидел на камне, меланхолично жевал пирожок, дышал полной грудью и вообще ощущал себя вполне неплохо, возрождая в себе воспоминания походов в лес, на природу, которая здесь погибла в жутких муках. Крабат осматривался вокруг с тенью любопытства, находя не слишком значительную разницу в здешней атмосфере от своего дома, который едва ли в свою очередь отличался от склепа. Разве что концентрация тьмы здесь зашкаливала, обещая самодовольному чернокнижнику соответствующий приём. Крабат неспешно считал про себя до его начала, пережёвывая пирожок. Первые выползшие твари заставили его приподнять уголок губ в улыбке, с которой он вытащил из кармана ещё пирожки в наспех укутанном полотенце - первая благодарность жителей за то, что Крабат хотя бы согласился сделать попытку. Люди забавны в своих фантазиях. Крабат методично и скрупулёзно раскрыл каждый уголок полотенца в безмолвном приглашающем жесте присоединиться. Явно не тварям, что проявили активность, а тому, кто за ними стоит. А если не ест, то хоть понюхает - аромат от ещё горячих пирожков с вареньем был очень приятным даже для особенного вкуса чернокнижника.

Крабат быстро, но внимательно осмотрел собравшихся тварей, чуть склонив голову на бок. От бороды не осталось и следа, лишь длинные волосы были связаны узкой лентой. Да, чтобы выйти сюда он для разнообразия даже немного привёл себя в общепринятый порядок, хотя до сих пор не относился к своему приходу серьёзно. Не для защиты тех, кто обивал его пороги, он здесь. Для себя, чтобы вновь почувствовать вкус жизни, понять, что стоит принять окончательное решение - жить или уйти за женой, и если же жить, то дыша всей грудью, а не хороня себя в доме, где он когда-то был долгое время счастлив. Глядя на оскаленные морды тварей, Крабат ощущал полную уверенность, что умирать здесь он не хотел. Нет, не всё ещё он сделал, не всё познал, не всё использовал. На тёмном небе начались сгущаться тучи под неясный шёпот Крабата, негромкие раскаты громы, небольшие вспышки молний. Не дожидаясь активного нападения, чернокнижник легко и привычно нарисовал в воздухе знак, поднимая земельную пыль, которую он резко сдул туманной пеленой в сторону вмиг атаковавших монстров. Пара секунд и вместо ужасающих тварей по земле бегали мышки, за которыми с остервенением охотились лисы и совы. Природный инстинкт никуда не денешь. Крабат приподнял бровь, глядя, как первая линия нападающих занята сама собой, а вторая пыталась обойти его с другой стороны. Взмах руки, несколько молний попали в выглядывающих недодраконов, успокаивая их намерения повторить залп плевков, пока Крабат увернулся от первых, а поднявшийся ветер болтал в воздухе малоприятного вида гибридных птиц. Тех, кто не делал резких движений, чернокнижник не замечал, прекрасно понимая, что и до них дойдёт очередь. А ведь он не планировал сражаться...

Интересно, а как бы поступила в этой ситуации его жена? Крабат задумался, чуть ли не отключаясь от происходящего, как обычно за последние полтора года. Стала бы она просить выйти против этих разномастных тварей или же впервые задумалась о его спасении и безопасности? Поставила бы его выше каждого человека в этом прогнившем мире, что умоляли чернокнижника разобраться? Крабату и впрямь было бы интересно узнать. Если бы только мог. Если бы только было у кого.

Явно не то время, чтобы размышлять о подобном, но помимо тлеющей ярости внутри Крабата всё спало. Ни страха, ни полноты реальности происходящего, ни азарта сражения. Любопытство, как непостоянный огонь лучины, то вспыхивало искорками, то гаснуло, оставляя шлейф раздражения, что он вообще тут находится. Ему здесь делать нечего. Никакого дела до всей этой разномастной нечисти и тварей, и даже до того, кто за всем этим стоит. У него много и своих неоконченных планов и идей, которые остались дома. Хочется всем им тут развлекаться - милости просит.

Крабат тихо тяжело вздохнул, глядя на то, как нечто новое и опасное приближается из-за спин бездарных тварей. В груди натягивалась струна недовольства и напряжения. Кажется, он и есть развлечение для того, кто создал эту надвигающуюся опасность. Не здешнюю опасность, это Крабат ощущал отчётливо. Что-то новое, заставляющее всё холодеть внутри, отчего чернокнижник усмехнулся, наблюдая за устроенным представлением и демонстрацией некоторых, не самых важных, способностей, плохо сочетающихся со всеми имеющимися законами. Они выше их, вне их. Крабат не спешил что-либо сделать. Он медлил, всматривался, как в картину нового художника, который выставил её на всеобщее обозрение.

Посмотреть было на что. На вспыхивающие белоснежностью то там, то сям, огромные клыки, на ужас и трепет, что испытывали все монстры перед новым видом. Могущественные всесильные тени, которые способны в одну секунду разорвать чернокнижника на части. Крабат легко повёл плечом, справляясь с некогда знакомым ознобом инстинкта самосохранения. Он медленно сжал пальцы, силой собирая вокруг себя маленькие частички иссохших деревьев, они скользили по земле, образуя круг, маленькую преграду, а Крабат в любую секунду был готов устроить из них столп огня. Чернокнижник инстинктивно резко отодвинул ногу, около которой щёлкнула пасть, но он понимал, что будь и впрямь готовы его разорвать, то начали бы совсем не с ног, и не довольствовалась бы этим одна тварь. Право слово, его хватило бы на несколько!

- Я слишком стар для игр, - сухо хмыкнул Крабат, понимая, что и впрямь с огромным удовольствием устроил бы здесь огненное море. Он заставил бы гореть даже то, что не предназначено для этого! Устроить необъятное полыхающее, бушующее море. Безжалостное и неотвратимое. А пока Крабат молчал, стоял на месте, собирал вокруг себя энергию разложения и смерти и ждал решающего рывка теней. Он не провокатор войны, он - защитник. И всё же хотелось коснуться этих мятежных теней, узнать, что они такое. Плохое желание.