Сюжет Правила Роли Внешности Профессии Акции

Blanche Harper:— Так, — глупо произнесла Герда, надеясь, что уши ей безбожно лгут. Тогда получалось, что мир она должна исследовать буквально наощупь, но это пугало ее куда меньше, чем жуткая новость: Кай в опасности и неизвестно, жив ли вообще! Так же, как ее друзья, как все жители. Весь город — кот Шредингера в коробке черноты, пока она сидит тут со злейшим врагом, боясь даже коснуться пола ногой, пока может лишь надеяться, что остальные живы. Неизвестность давила на грудь невероятной тяжестью, мешая дышать.Читать дальше 1.09.20: Открыт упрощённый приём для всех желающих.
4.05.20: Открытие Once Upon a Time: Magicide.

Once Upon a Time: Magicide

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Once Upon a Time: Magicide » Сторибрук » [29.04.2012] Время для искупления


[29.04.2012] Время для искупления

Сообщений 1 страница 18 из 18

1

[ВРЕМЯ ДЛЯ ИСКУПЛЕНИЯ]
http://s9.uploads.ru/Izpew.png

https://wmpics.pics/di-68BDHQ86.gif

https://wmpics.pics/di-X9LB.gif

https://wmpics.pics/di-656C.gif

•Нил Кэссиди & Мистер Голд & Хелен Фостер•

•29.04, Нью-Йорк, затем Сторибрук•

Нил скрывается в отеле от своих преследователей, и совершенно не ожидает, что ищут его не только враги, но и отец вместе с Хелен. Судьба не зря сводит их всех вместе в нужном месте в нужный час.
Настало время искупления?

+1

2

Если не считать первые ночи на Земле, эта была худшей. Она началась еще до темноты, когда Нил обнаружил пропажу записной книжки. Нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы извлечь из нее хоть что-то полезное, но Нил все равно беспокоился. Он долго пытался списать тревогу на преследователей, на мрачность будущего, да хоть на тряску в самолете, но истина крылась в другом. Так откровенно лгать себе, не умея изобразить малейшее вранье для других – гиблое дело. Всему виной была сцена в лесу.

Она оказалась не просто удачной, но неприятной встречей, она была несоизмеримо большим. Большим пушечным ядром, что вот-вот проломит мысленную стену, защиту от прошлого. Нил так старательно возводил ее, что теперь, когда по ней прошла трещина, испытывал лишь невыразимую глухую злобу. Предчувствуя нелегкое время, он прикупил себе бюджетного успокоительного. Сигареты. Нил уже давно завязал, но теперь чувствовал, что иначе просто свихнется. Ни пить, ни испробовать настоящее лекарство нельзя. Он должен был оставаться абсолютно трезв и собран на случай нежданных гостей. Даже если для этого придется немного пострадать.

Нил слегка поспешил с этим решением. Непростительно поспешил. Мысли, сомнения, страхи, что вырвались из пучины забвения, с легкостью смели все, чему он так долго учился. Многие мечтают вернуться душой в свои шестнадцать, а для него это стало пыткой. Будто снова не наплевать и будто он не приплел сносные ответы к больным вопросам. Снова лишь озлобленный мальчишка, Нил мог только потерянно метаться по номеру в поисках огня, но не находил и малейшей искры. Ни электричество, ни огонек сигареты не смогли разогнать темень и оградить от могильного холода. Здесь нужно было нечто иное, живое, чего Нил давно уже не встречал. Он не заметил, как переместился к зеркалу. Он должен был, просто не мог не взглянуть, убедиться: его зовут Нил Кэссиди, ему тридцать четыре и может никогда не исполниться тридцать пять. Вот что сейчас первостепенно. Не магия. Не Темный. Но из зеркала выглядывал хмурый подросток, совсем недавно потерявший веру в чудо. Он нагло отметал все аргументы одним только болезненным блеском потемневших глаз.

А ты всё не оставишь меня в покое, старина? – усмехнулся Нил, стряхивая пепел в жестяную банку. Еще только два ночи, а он уже беседует с пустотой и боится представить, что будет дальше. – Хочешь размышлений, воспоминаний? Потом не скули!

Угрожать самому себе – дикость, ранее неведомая. Нил пристыженно оторвал взгляд от отражения, отошел, забрался на кровать не раздеваясь. Уснуть не удастся, разбудят озверевшие в последние дни кошмары. Почему бы тогда не вспомнить что-нибудь хорошее? Это оказалось больно. Хуже, чем плохое и ужасное вместе взятые. Закрывать глаза и видеть моменты, когда был счастлив и не был одинок; слабо, но улыбаться, на миг покинув реальность – понимать, что все это никогда не повторится. Знать, что света и раньше было немного, а теперь его совсем нет. Все, что можно было потерять, уже потеряно.

Ночь учуяла слабость и выпустила когти – не ровен час, сорвет с его души остатки брони. Останется… Ничего, верно, и не останется. Нил лишь гневно сжал кулаки. Ну уж нет. У него еще есть причины жить и даже радоваться жизни. Есть! Можно разобраться с проблемами, начать заново. Или вовсе махнуть на все рукой и отправиться в бесконечный забег по земному шару. Иные страны, новые люди и впечатления – вот он, шанс сбежать от себя. Верить бы еще, что это возможно.

Он порывисто вскочил на ноги и принялся мерить комнату шагами. Не было его уму покоя, и мысль-предательница возвращалась к истокам: вечер, лес, темная ведьма. Что, если она явится за долгом, как бы невозможно то ни было? Что, если расскажет все наставнику? А если отец придет сюда? Это даже в мыслях звучало чудно. Великий Темный маг в немагическом мире. Как услужливо напоминала память, его сюда ни силой, ни словом не затащить. Нил прекрасно запомнил последний день, каждую секунду, каждую фразу. В том числе слова Голубой Феи. Сознание озарила вспышка: возможно, никто не держит Румпельштильцхена на краю, ничто не заставляет оставаться человеком…

Нет! Нет-нет-нет! – севшим голосом воскликнул Нил, застыв на месте. Одно дело думать, что отец бросил его, а остальное осталось по-прежнему, и совсем иное – предполагать, что тело и разум Румпельштильцхена охвачены Тьмой и ничего человеческого в нем не осталось. Нил и раньше через страх задумывался над этим, но никогда еще такие размышления не были настолько реалистичны, невыносимы и продолжительны. Никогда они не приводили к странному выводу: если Румпельштильцхен стал монстром и, например, поработил весь мир, кому, как не его сыну, положить этому конец? Самоубийственный бред, но Нил бы пошел на это. На что угодно.

Шальные мысли уложили время на лопатки, и Нил не заметил рассвета. Он взглянул на часы, с трудом увидел цифры – восемь, а он не сомкнул глаз ни на минуту. Еще немного, и от тревожной внимательности не останется и следа. Взбодрившись душем, Нил оделся понеприметнее и вышел из номера, из отеля. Тут же он возжелал вернуться обратно: свет солнца больно резанул по глазам, а людские улыбки – по нервам. Нилу показалось, что его окутал промозглый сумрак, и он натянул капюшон чуть не до подбородка. Не дать бы мрачности просочиться во внешний мир, не вылить ее на окружающих. После сегодняшней ночи Нилу хотелось сделать нечто хоть иллюзорно светлое и доброе. Чтобы снова поверить, что такое существует. Вопреки желанию, он успел трижды проклясть и тот вечер, и магический лес, и себя самого, и Хелен, будь она неладна.

За неполные два часа Нил перепробовал массу дел: обошел округу, прикинул пути бегства, присмотрел пару машин, приобрел поочередно три стакана кофе и успокоил случайного паренька, решившего, что Нилу плохо. Хотя так оно и было. Чем ярче расцветал день, тем сложнее ему становилось держаться: усталость и тревога брали свое. В конце концов, поддавшись им, Нил прислонился к стене недалеко от входа в свое прибежище, почиркал зажигалкой и закурил снова. Нил глотал дым, которым наверняка пропах насквозь, вперемешку с кофе, и это мистическим образом успокоило его. Мимо шли люди, их Нил из-за капюшона видел лишь до колен; рычали машины, издали доносилась муторная мелодия. Жизнь упрямо продолжалась.

+2

3

Как безжалостно бывает время. Когда хочется, чтобы оно замерло, и удалось насладиться моментом, запомнить, впитать в себя, чтобы вспоминать в минуты болезненного отчаяния, время летит, не обращая внимания на жалкие попытки его оставить. Когда же наоборот желание, чтобы время бежало быстрее, скорее приближая к заветной цели, оно словно в насмешку превращается в тягучую субстанцию, сводя с ума бесконечным ожиданием. Хелен и сама не знала, чего бы больше хотела от времени в этой ситуации - отсрочить неизбежное или, чтобы уже поскорее случилось всё, что им приготовила судьба. Собрав всё необходимое в дорогу, Фостер со скупой усмешкой вспомнила свои рассуждения во время встречи с Нилом в лесу о том, как обычный человек не поймёт наделённого силой. Что ж, после преодоления черты города все трое встанут на одну ступень, но поможет ли им это найти общий язык? Время и на это даст ответ, а её сейчас больше занимал момент самого перехода. Переживала она ни сколько за то, правильно или нет выбрала вещь, которая ей дорога больше всех - в ней Хэл была абсолютно уверена, а за то, чтобы смогла положить в карман пиджака Наставника трилистник на самой границе Сторибрука. Проверить, останется ли в нём магия она не сможет, потому что в ней самой не останется сил. Всё, что оставалось Хелен - верить, что живучесть Страны Оз проявляется в каждой мелочи, тем более в двух столь сильных магический составляющих этой страны, как трилистник и изумруды. Удача клевера должна была оказаться сильнее любых немагических законов.

Каким-то неимоверным чудом Хелен удалось аккуратно подкинуть амулет в правый карман Наставнику до того, как её накрыло ощущение от перехода из одного мира в другой. Она согнулась, прижав руки к солнечному сплетению, словно старалась удержать отобранную городом магию, но это ощущение звенящей пустоты исчезло так же быстро, как и появилось. Медея вновь ощущала себя типичной Хелен Фостер, которой прожила двадцать восемь лет, но она не хотела в этом разбираться. Хэл силой заставила себя думать о магической пульсации трилистника в кармане Голда, внимательным взглядом убедившись, что с Наставником всё хорошо, а затем сосредоточилась на любой доступной мелочи - на запахе кофе с заднего сидения, на шуме мотора, на мелькающей перед глазами дороге или на рукавах лёгкой куртки, которые были чуть длиннее необходимого. Несущественные мелочи, глупость, стирающая в сознании более важные, опасные, глубокие ощущения скованности нового мира и бесконечного чувства потери. Лишь взгляд на сосредоточенного за рулём Наставника разжимал тиски тоски в груди, позволяя дышать легче, ровнее, помнить ради чего она находится в этой машине, ради кого всё, что она делала, делает и будет делать. Отброшенные некогда мысли, что эта поездка может стать для неё последней вернулись с удвоенной силой, причиняя какое-то поистине мазохистское удовольствие, потому что в картинах будущего, пусть её и не было рядом, Наставник был не одинок. Представляя, как немного поругавшись в начале, Нил мирится с отцом, и они вместе вдали от опасности мира без магии живут в Сторибруке, Хэл не заметила, как уснула. Наверное, впервые за долгое время она улыбалась сквозь сон, резко проснувшись, когда почувствовала сгустившуюся угрозу тому миру, который ей снился. Это единственный раз за всю дорогу, когда Фостер удалось поспать несколько часов. Доехав до Бостона и перекусив запасами ещё со Сторибрука, они купили карту, чтобы добраться до Нью-Йорка, и не теряя времени отправились дальше. Через полчаса, как они покинули Бостон, преодолев половину всего пути, Хелен сменила Наставника, сев за руль. Вряд ли бы она смогла объяснить, куда пропал сторибрукский страх перед автомобилем. То ли в нужный момент проявилось хладнокровие, присущее Фостер, то ли отсутствие магии, на которую она так или иначе всегда надеялась, помогло сосредоточиться на главном. С минуту привыкнув к машине и воскресив в памяти уроки вождения, Хэл, ощущая поддержку Наставника, спокойно и без приключений проехала за рулём два часа, дав Голду хоть немного отдохнуть. Короткие разговоры и уютное молчание, несмотря на ощутимо витающее напряжение, смешанное с волнением. Стаканчики кофе и шуршащие пакеты с едой. Негромкая музыка вкупе с сотнями мыслей и опасений. Чем не идеальное путешествие?

Когда Хелен перед финишной прямой до Нью-Йорка вновь заняла место пассажира, нервное возбуждение не удавалось даже скрывать. Казалось бы, впереди всё самое сложное - найти одного мужчину по имени Нил в огромном городе, но нет, самым сложным было вытерпеть то потраченное на дорогу время, когда они знали название отеля, у них был портрет Нила, но сами они до сих пор не добрались до города! Волнительное нетерпение колючим комом застряло внутри, мешая нормально дышать и тем более говорить. План действий был до безобразия прост - поставить машину на ближайшую стоянку, взять такси и добраться до нужного отеля, о котором наверняка знал каждый местный. Но на все эти действия требовалось время. Драгоценные минуты, часы, которые забирали у зелья памяти его действие. Не вечное действие. А как было бы просто переместиться в одно мгновение туда, куда нужно. Прямо рядом, услышав только знакомое сердцебиение. Чушь, конечно, даже магия на подобное не способна, но всё же как с ней было бы проще, теплее, роднее. Хэл с силой сжала руки, поморщившись. Не самая удачная попытка отмахнуться от всё разрастающегося в груди волнения. Этот город, одна большая яма, в которой копошатся сотни тысяч людей, и всем обязательно что-то нужно в этот самый момент. Хелен едва удалось побороть иррациональный страх перед огромными зданиями, которые созданы были чуть ли не друг на друге, и толпами людей, которых едва удавалось обойти. Невольно подумалось, что будь такая численность населения в Озе, то ей не пришлось бы жалеть о том, что она её значительно уменьшила. Найдя спасение в том тлеющем раздражении от этого города, Хэл удалось чуть притушить паническое ощущение опасности и незащищённости их обоих. И если уж она давно плюнула на своё будущее, лишь инстинкт самосохранения ещё пытался работать, то за Наставника она переживала всерьёз, потому что едва ли удалось бы спрогнозировать угрозу, которая могла возникнуть в любой момент с сотни разных сторон. Не будешь же обнажать шпагу или вытаскивать пистолет, чтобы распугать всю возможную опасность? Тихо высказав пару нелестных слов о снующей туда-сюда толпе, когда они сменили свою машину на такси, Хелен мысленно воскрешала в памяти вид Нила. Пока они добирались до нужного отеля, Хэл пыталась вспомнить каждую мелочь в его одежде, походке, телосложении, движении рук, даже мимике лица. На память Медея никогда не жаловалась, даже несмотря на возраст, поэтому готовилась искать Нила в каждом мимо проходящем. Всё же у неё было больше шансов узнать Нила в случайном человеке, чем у Голда, который видел лишь его портрет, который хоть и был весьма точен, но был всего лишь рисунком на белом листе.

Настало то время, когда Хелен не имела право на ошибку и на эмоции, которые редко когда помогали. Волноваться и переживать должен отец перед встречей с сыном, а у неё есть работа и обязательства перед Наставником. Глубоко выдохнув, Фостер попыталась унять дикое сердцебиение и напрочь откинуть мысли о том, что может ничего не получиться - в отеле ничуть не меньше народа, чем ходят по улицам сплошным потоком. Слова водителя, что остановиться у самого входа не получится, и он проедет чуть дальше, помогли Хэл взять себя в руки. Хладнокровие обычной сторибрукской швеи, коей она сейчас и являлась, было сейчас нужнее эмоциональности ведьмы из Зачарованного Леса, которая осталась в черте города.

Заплатив таксисту, который весьма муторно и навязчиво пытался впихнуть им свою визитку, услуги и даже жильё дешевле, чем в этом отеле, Хелен с огромным удовольствием вышла на тротуар, от души хлопнув дверью машины. Для успокоения нервов, она мысленно четвертовала наглого мужика, и тут же о нём забыла, подхватив Наставника под локоть, чтобы в этом потоке куда-то спешащих людей их не разделили по разным сторонам.

- Он может быть где угодно и в чём угодно, - тихо вздохнула Фостер, продвигаясь ближе к входу в отель. - Но мы его найдём. Хелен даже не замечала, как дрожат у неё руки, которыми она вцепилась в предплечье Наставника. Всё её внимание было сосредоточено на тех, кто проходит мимо или стоит по сторонам вдоль тротуара. Как назло была солнечная погода, которая слепила глаза не только Хелен, но и обычным людям, которые скрывали свои лица то за огромными солнечными очками, то под головными уборами. Казалось, что напряжение вот-вот вспыхнет на кончиках пальцев, требуя освобождения, но ничего подобного, конечно, не произошло.

- В отеле можно предложить… - Хелен не успела закончить мысль, как её блуждающий, внимательный взгляд скользнул по мужчине в простой, неприметной одежде, скрывающийся от солнца с помощью глубокого капюшона. Кто чем может, как говорится, но Хэл не думала заглядывать к каждому, кого, как и её не устраивала такая погода. Она уже было хотела отвести взгляд, как незнакомец повернул и чуть приподнял голову, открывая Фостер часть своего лица. Ей было достаточно и этого, чтобы узнать в нём того, кого так тщательно вспоминала. Нил. Сердце пропустило удар и забилось с удвоенной силой, и Хелен мягко, но настойчиво остановила Наставника.

- Это он. Вот тот, что стоит у стены рядом со входом в капюшоне на голове, - тихо зашептала она Голду, пересохшими от волнения губами, и отпустила его руку, возвращая свободу движения. - Идите, я подстрахую, - они стояли в трёх шагах от Нила, и Хэл была намерена не дать ему сбежать, если вдруг тот увидит их раньше, чем Наставник успеет преодолеть разделяющее их расстояние. Что-что, а немного узнать взрослого Бэя она успела, и в этот раз не позволит ему улизнуть. Отец и сын должны встретиться наедине, без чужих ушей, будь это даже уши самой Хелен. Она лишь отошла так, чтобы была возможность догнать Нила, в какую бы сторону он не побежал.

+1

4

Впоследствии для Голда всё это слилось в очередную вереницу воспоминаний о том, что было до встречи с сыном. Все эти подготовления – в его памяти сразу воскресли ниточки, за которые он дёргал в Зачарованном Лесу, все детали, все винтики одной огромной машины, которую он, Румпельштильцхен, запустил в ход для того, чтобы увидеть своего сына. Один неверный шаг – и погибель, чудилось в подступающей со всех сторон тьме, но Голд научился с ней справляться – и в конце концов, во всех смыслах этих слов вынырнул в розовый, сулящий ещё больше надежды рассвет.
Детский плащ Бэя, пропитанный зельем памяти, был накинут на плечи, как шарф, и явственно констрастировал с дорогим костюмом – кусок прошлого, бесценный, до боли бесценный. Голд испытал изрядное облегчение, когда пуговица действительно оказалась самым дорогим для Хелен, и она не потеряла память на выходе из Сторибрука. Он хотел, чтобы рядом с ним была Медея, а не мисс Фостер, пусть и приятная в некоторых отношениях, но чужая и чуждая Румпельштильцхену, которым себя чувствовал Голд.
Впрочем, не была ли и Медея чужой тому Румпельштильцхену, которым он был в последние часы поездки? Ведь с каждым одолеваемым дюймом дороги он всё больше и больше возвращался к человеку, некогда шагнувшему за пределы спящей деревни, чтобы в шуме и треске горящего замка измениться целиком и полностью, схватив кинжал.
Голд ощущал страх – и страх этот медленно, но усиливался, заползая в каждую клеточку его тела и заполняя своим гнусным холодом. Голд хорошо знал это ощущение и ненавидел его, но ничего с собой поделать не мог. Пока у него хватало остатков самообладания, чтобы не демонстрировать Хелен свою слабость, но вот-вот всё полетит к чертям, и его руки неизбежно будут трястись, голос – предательски подрагивать, а мозг перестанет соображать. Голду хотелось быть столь же собранным и спокойным, как если бы это и вправду просто мистер Голд ехал в Нью-Йорк по делам, но куда там. Он лихорадочно прокручивал в уме всё то, что скажет Бэю; вспоминал картинку из будущего, вынимал из-за пазухи портрет и рассматривал его – теперь уже при свете дня – снова и снова. Ладони сделались холодными и потными, а в груди по-змеиному свернулось предчувствие и не отпускало.

Голд охотно позволил Хелен взять все распоряжения в Нью-Йорке на себя. Сам он чувствовал себя слишком неважно и был сосредоточен на том, чтобы взять себя в руки и подготовиться, чего, конечно же, не удавалось. Выйдя из такси, Голд глубоко выдохнул и постарался вслушаться в то, что говорила Хелен; она была взволнована, очень взволнована, но едва ли это можно было сравнить с паническим желанием сбежать, подождать ещё, подготовиться ещё лучше, которое накрыло Голда на пару мгновений. Сцепив зубы, он поборол его хлёстким “проклятый трус!” и хотел уже двинуться ко входу в отель, когда Хелен остановила его и сказала то, отчего все мысли благополучно покинули голову, а рукам, казалось, потребуется ещё одна трость, чтобы устоять.
Нил. Бэй. Вот он.
Я найду его! Брошу на это все силы, но найду!”
В эту минуту, как и перед походом в герцогский замок, в хромом и полном страхов человеке проснулись новые силы. Он сам не заметил, как очутился рядом с Нилом, взглянул ему в лицо, почти беззвучно прошептал, окончательно уверяясь, что это именно тот, кого он искал, иначе быть не могло:
- Бэй!
Глаза заполнило счастье сбывшегося момента, губы дрогнули, расходясь в той стародавней улыбке, и казалось, что слёз не сдержать – но сдержался.
- Бэй, мальчик мой... я тебя нашёл...
И больше не было слов.

+1

5

Ничто не предвещало беды, когда в болтовне прохожих Нилу послышалось что-то знакомое, чей-то голос. Не настолько, чтобы сразу узнать, но тем не менее он уже слышал его. Нил поднял голову, чтобы капюшон не так мешался, и устремил взгляд туда, где должна была находиться обладательница голоса. Никого не увидел – мадам уже прошла дальше – и осмотрел остальное пространство перед собой. Ага, вот оно: какая-то пара, видно, шла в отель и остановилась поговорить. Капюшон все еще не давал увидеть лица, но Нилу и не надо было, он не вспомнил никого подходящего.

Но что с этими двумя не так? Женщину так и трясет, а у мужчины и вовсе трость в руках ходуном ходит, и молчат они – можно звон тишины расслышать. Будто призрака встретили. И что же они увидели? Отель как отель, ничего необычного. Никого, кроме Нила, в этой стороне нет. Он насторожился, напрягся и снял капюшон, пристальнее взглянул на незнакомцев.

Сигарета, падая, стукнулась о ботинок. Нилу стало холодно, потом жарко, а затем что-то животно-инстинктивное рыкнуло в его голове, призывая убраться подальше от всего этого безумия. Он уже подобрался, оторвался от стены, но вдруг словно прирос ногами к земле. На миг ему показалось, что маги изыскали-таки способ протащить на Землю свои заклинания, но нет. Если не считать заклинанием имя – как долго Нил его не слышал! Как долго никто не произносил его так. Нил, как распоследний блаженный, замер и смотрел, и не знал, что ему делать, говорить и чувствовать.

А Румпельштильцхен стоял уже так близко, что можно было коснуться. Разве Нил не ждал, не жаждал этого момента, невзирая ни на что? Разве не видел их встречу во снах? Конечно, видел – в аккурат перед кошмарами. Руки приподнялись будто сами собой и сжались в кулаки. Его ослепила старая картина: зеленые всполохи, лес, крики, вопль отчаяния немного позже. А потом пульсирующий болью разлом в его груди, вечная черная бездна, в которой он едва не сгинул. Нил вспомнил всё, и тем взглядом, которым он одарил Темного, можно было пронзить плоть и кость и достать до сердца. Прожечь насквозь и сжечь дотла. И этого мало, мало! Однако он опустил руки. Нет, никаких вспышек ярости. Это же отец. Злость растянула губы Нила в кривой усмешке. Это же отец, который предпочел ему магию.

Ни слова больше! – предупредил Нил, едва совладав с охрипшим голосом. С раздавленного стакана капал кофе. Нил отвлекся, бросил его в сторону и заговорил негромко и размеренно, как в трансе: – Меня зовут Нил и мне плевать, что вы здесь забыли. А теперь я ухожу, и ни ты, ни… – он зло покосился на Хелен, – твоя… Знать не хочу… Вы мне не помешаете.

Нил резко развернулся на каблуках, не намереваясь задерживаться здесь ни на секунду.

+2

6

Легче решить не поддаваться эмоциям, чем действительно это сделать. Хелен разрывали на части разумный довод, что происходящее слишком личное и её не касается, и желание быть рядом с Наставником в такой тяжёлый момент, поддержать, быть ему опорой, чтобы он смог устоять, когда Нил его ранит. А он это сделает, судя по его реакции в сторибрукском лесу. Только любимым людям удаётся сделать по-настоящему больно, а то, что Нил-Бэй любим, Фостер не сомневалась ни на миг. Она не знала, в чём конкретно состоит проблема в их отношениях, но вина Голда была ощутима настолько же сильно, сколь ощущалась злобная боль Нила. А это не разрешить парой слов посреди улицы, но вот даст ли сын хотя бы время отцу, чтобы объясниться? Хелен с силой сжала руки, отойдя чуть дальше, так, чтобы не слышать каждое их слово, Нил не решил, что его стерегут, хоть это так и было, а Наставник при желании понял, что она всё равно рядом, никуда не делась. А ещё эти люди вокруг... Хэл старалась объять необъятное и следить за всем и сразу, но внутри натягивалась струна напряжённого страха, что в любой момент может что-то пойти не так. Им могут помешать, Нил может предпринять попытку сбежать, да и мало ли что может случиться?

Фостер едва дёрнулась, увидев, как сжимаются кулаки Бэя. Она уговаривала и уговаривала себя не вмешиваться, что всё обойдётся, ничего непоправимого не произойдёт, но отрывки фраз и злой взгляд на неё Нила одной вспышкой ярости сожгли её напряжение. Мальчишку хотелось наказать, заставить взять свои слова обратно, поставить его на колени перед отцом, чтобы он слушал-слушал-слушал всё, что тот хочет ему сказать, и понимал, насколько сожаление и вина разъедает Румпельштильцхена, сколько всего он сделал, чтобы вернуть сына, чтобы иметь хотя бы возможность извиниться. Разве этого он не заслужил?! Немного времени, самой возможности сказать "прости"? Столько неимоверных сил и нервов потратил, столько боли он вытерпел, на какие жертвы пошёл, чтобы этот разговор состоялся, а что в ответ? "Я ухожу"? Всё сгорело одним мгновенным желанием заставить Нила умыться кровавыми слезами за ту боль, что испытывал сейчас её Наставник. Эти мысли заняли лишь секунду, скользнув по венам опаляющим огнём и затихли, коснувшись сердца. Она могла бы попытаться это сделать с Нилом, с незнакомцем из леса на границе Сторибрука, даже не используя магию, но Хелен вспомнила, что, узнав, что он и есть Бэлфайр, она готова была бы отдать за него жизнь, потому что он - плоть и кровь её Наставника. Если Тёмному защита никогда не была нужна до сегодняшнего дня, то клятва быть всегда рядом и помогать распространялась и на его сына. Она не причинит Бэю боли, потому что это означало бы ударить, сделать больно и Наставнику. Этого Хелен себе позволить не могла.

Она сделала пару шагов в сторону, казалось бы, встав у Нила на пути, хотя чтобы это действительно было так, ему пришлось бы ещё до неё дойти. Хэл посмотрела ему в глаза умоляющим взглядом, и прошептав одними губами "долг", "поговори", чуть качнула головой в сторону Голда. Фостер не знала, что происходит вокруг, видит ли это Наставник, если да, то понял ли, что творит Хелен - смеет напоминать его сыну о долге за спасение жизни, когда долгов у неё самой перед Румпельштильцхеном не счесть, поэтому никаких долгов у Бэя быть не может. Она в этот момент ни о чём не думала. Исчезло прошлое, стёрлось призрачное будущее, огромный мир сузился до этого тротуара, на котором стояли Медея,  Румпельштильцхен и Бэлфайр, из-за которого все это происходило. Тёмная ведьма, ученица Тёмного Мага, искренне, с затаённым страхом в глубине зрачков тёмных глаз, умоляла необычного человека отдать ей долг, при этом, казалось бы, не получив какой-то ощутимой для себя выгоды! И в эту бесконечную секунду, когда она не знала последует ли Нил её просьбе или нет, Хелен чувствовала, что поступает так, как должна и как хочет, невзирая на попранные каноны и собственную гордость.

+1

7

This is the end of all hope
To lose the child the faith
To end all the innocence
To be someone like me*

В своих потаённых мечтах Румпельштильцхен видел решающую встречу по-другому. Там всегда было больше света, больше надежды, в мыслях об этой встрече удавалось согреться, как у хорошо растопленного очага. И снова ощутить в себе энергию, желание продвигаться вперёд, приблизить этот момент, когда в глазах сына промелькнёт узнавание. А следом – радость, которой он не сумеет сдержать, если в нём сохранилось хоть что-то от любви к отцу. Румпельштильцхен так привык думать, что Бэй всё ещё любит его, что в его картине мира просто не могло быть иначе. И таким взглядом, как будто по обнажённой душе ударил пылающим факелом, Бэй не должен был посмотреть на Румпельштильцхена. На короткое и бесконечно долгое время Голду даже почудилось, что сын его сейчас и вправду ударит. Кулаком. Было бы это больнее, чем его взгляд, его слова? Голд сомневался.
Он замер на месте – растерянный, едва стоящий на ногах, утративший волю и решимость, но движением своим Нил показал, что хочет уйти, и Голд протянул руку, едва не коснувшись – схватил бы, обнял, но не осмелился бы, только не сейчас:
- Бэй! Сынок… я знаю, что это ты, я вижу, что это ты! Погоди. Дай мне сказать… Выслушай! Я искал тебя два столетия! – Голду было всё равно, что кто-то услышит его и сочтёт за сумасшедшего; важнее всего было удержать Бэя, выплеснуть всё, что мучило, и понять, действительно ли Бэй его теперь возненавидел, или это всё же не так. Спиной Голд чувствовал молчаливую поддержку Хелен, он был не один и среди сбившихся в кучу чувств вынырнула благодарность. Но это потом. Всё – потом. Главное – Бэй.
Два столетия? Больше. Вечера, когда он зажигал свечу в день рождения Бэя. Хитросплетённый план с Заклятьем и множество неудачных попыток обойти предсказание и всё-таки добраться до цели раньше. Ожидание, особенно страшное и томительное – в подземелье дворца Белоснежки, когда, приникнув к грязным прутьям и слушая шебуршание крыс, Румпельштильцхен порой задавался вопросом, а свершится ли всё, как суждено. Ведь если нет – он остался бы здесь на долгие годы, если не навсегда. Кто бы посмел освободить Тёмного, даже имея на то возможность? Кто бы пришёл к нему на помощь – полусумасшедшему от одиночества в темноте, от осознания рухнувших надежд?
- Я искал тебя, - бормотал Голд торопливым срывающимся голосом. – Не было ни одного дня, чтобы яСколько способов я перепробовал
Его глаза были полны боли и мольбы не отворачиваться, не уходить, не бить словами и презрением. Разве недостаточно Румпельштильцхен сам себя казнил за все эти годы? Раскаяние грызло его изнутри, заставляло ощущать себя жалким, ничтожным, малодушным – ненавидеть.
- Мне жаль, мне очень жаль, я искуплю свою вину, если ты только позволишь… если дашь мне шанс, - чуть не со слезами выдохнул Голд, и сердце его замерло в ожидании ответа.

*

Nightwish - End Of All Hope

+1

8

Нил уже собрался сделать шаг, решающий, как перед барьером, но остановился, как и тогда. Снова из-за ведьмы, которая опять сыграла не по правилам. Откуда в ее глазах это жалобное выражение? Ведь ученица легендарного уже, верно, Темного мага. Кровь все еще бурлила в венах, сбивала мысли, но Нил понял, что от него хотят. Долг перед спасителем – это же святое, умри, но отплати. Именно так бывало в сказках, именно из подобия сказок они пришли. Пора бы уже понять, что это другая реальность. А Нил, по большей части, ее создание. Однако далеко не полностью.

Гнев поутих, раскаленный клинок вернулся в ножны, хотя и не остыл вовсе. Нил хотел чувствовать ненависть такую черную, чтобы она смешалась с самой тьмой. Или бешенство такое яркое, чтобы ослепнуть от него. Хотя бы равнодушие, чтобы все чувства поглотила пустота, но и этого не допросишься! Он старался не вслушиваться в голос отца, и без того хотелось закрыть уши руками. Закрыть уши, глаза и сжаться в комок за последним обломком мысленной стены, проявить, наконец, чертову слабость… Но это как-нибудь подождет до следующей жизни. Сейчас же Нил закроет двери в душу и выслушает, даже невозмутимо выслушает, будто бы и вправду успокоился. А как только подобие разговора кончится и долг будет выплачен – ищи ветра в поле. Второе расставание он переживет, наученный. Да и Румпельштильцхен в прах не рассыплется.

Что? – переспросил Нил почти спокойно, оборачиваясь. С трудом, но слова долетели до его края бездны, и он им не поверил; в такое трудно поверить. Не в то, что в Зачарованном Лесу время шло иначе, но в то, что отец искал его – и сколько! Нил мог сотню раз умереть, пропасть, забыться и за двадцать лет, так неужели не на что было потратить вечность? Естественно, он подумал, что ослышался: он и хотел так думать. Однако Румпельштильцхен продолжал говорить, и с третьего раза Нил, наконец, понял. Понял, но не принял. Слишком уж это было похоже на сон, бредовый и предрассветный, из тех, какими вымощена дорога в помешательство. Может, он уже ступил на нее сегодня ночью, рука об руку с отражением в зеркале, а теперь просто зашел слишком далеко.

Раньше Нил, отгоняя неуместную жалость, смотрел Румпельштильцхену прямо в глаза, а теперь зажмурился. Но только на мгновенье, чтобы снова увидеть и осознать, что такой поворот он выдумать не в силах. Отец здесь, подумать только, хочет второго шанса, и просит – слишком слабое слово, когда воздух чуть не плавится от эмоций. Легко было обмануться встрепенувшимся на дне души чувством, полуживым, но все-таки в этот миг поднявшимся из пепла. Но ведь чувство вырастет, дай только волю, станет неуправляемым – а потом уничтожит, оставив в живых. Опять. На этот раз страшный урок забывать нельзя. Нил этого не хотел, но он сомневался, и это тот случай, когда самого мелкого камешка хватило, чтобы остановить громоздкую машину. Однако только на время, а его всегда мало. Упрямое «нет!» застыло на его губах и вырвалось на волю совсем иными словами:

Каким образом можно искупить это? – Нил обвел подрагивающей рукой и себя, и отца, и будто бы отдалившийся от них мир, а затем сложил руки на груди. – Объясни, не сочти за труд. Я, черт подери, не понимаю! Я даже представить этого не могу!

+1

9

My loving heart lost in the dark
For hope I'd give my everything*

Немудрено, что Бэю трудно было поверить в сказанное отцом – если бы сам Румпельштильцхен когда-то услышал, что ему придётся ждать больше двухсот лет встречи с сыном, то он пришёл бы в неистовство, убил бы на месте провидицу, не в силах бороться с кипящей в нём тьмой. Но она и так умерла – оставив ему свой удивительный дар, ставший скорее тяжкой ношей, ибо картинки будущего, такие заманчивые – вот-вот, перед самым Заклятьем, а когда оно будет? – видения эти будили жгучее нетерпение, и Румпельштильцхен готов был сжимать снова и снова кулаки до крови, стискивать потемневшие зубы до хруста, изливать своё бессилие во всплесках злобы.
И всё-таки неизменным светлым пятном в его жизни оставалась надежда. Как бы низко он не поступал, какие бы мерзкие до дрожи планы ему не приходилось осуществлять, он надеялся, что когда-нибудь всё это закончится, и платил за свои деяния вечной глухой болью в сердце. Годы, десятилетия бежали один за другим, и постепенно Румпельштильцхен перестал различать бег дней, как не различал он вкуса еды и в людях видел лишь полезных ему марионеток или бессмысленных существ, мимо которых пройти и не заметить. Разумеется, везде были свои исключения. Но где и что бы с Румпельштильцхеном не происходило, он чётко помнил свою цель и стремился к ней, а под конец она уже стала его одержимостью. Наверное, если бы Бэй не нашёлся, Румпельштильцхен рано или поздно повредился бы в рассудке, не в силах пережить крах того, чему он посвятил свою жизнь. Ведь это был его единственный шанс искупить ошибки прошлого и…
- Каким образом? – слабо повторил Голд, но глаза его вспыхнули надеждой, он рефлекторно подался вперёд, и хорошо бы слова легко ложились на язык, были убедительными – но нет, Голд запинался и голос его то и дело умолкал:
- Бэй, я… Мы можем начать всё снова! Заново… Поверь мне… Было предсказание… что я снова тебя увижу! Я не забывал о тебе. Никогда не забывал, я пришёл сюда, в мир без магии... когда смог, когда появилась возможность… чтобы попросить прощения.
Голд судорожно сглотнул и прошептал:
- Пожалуйста, Бэй. Всё… всё теперь будет иначе. Обещаю тебе. Я изменился.
Если бы он только знал, что нужно сказать, чтобы удержать сына ещё дольше, навсегда – но Голд не помнил ничего из тех слов, которые хотел сказать сыну, которых было так много. Слёзы подступили к глазам, и очередной ком встал в горле, мешая говорить, обещать, умолять. Неужели Бэй сомневался, что о нём помнили столько долгих лет, не узнал свой старенький плащ, который так нелепо смотрелся на плечах у отца? Румпельштильцхен хранил всё, что было связано с памятью о сыне, и находил утешение в своих мыслях о его детстве, о том, как они вместе ходили в лес, кормили овец или ловили стрекоз; Мила как-то сама собой исчезала из всех этих благостных воспоминаний, её словно и не было вовсе. Только они двое – отец и сын. А после того, как Мила уплыла с пиратами, Румпельштильцхен занял единственное значимое место в жизни маленького Бэя.
Он смотрел на Бэя, сжимая белыми от напряжения пальцами рукоять трости – простой, непривычной, скрывавшей в себе клинок для защиты от тех, о ком Голд уже и позабыть-то успел. Казалось, он ждёт своего приговора – казнь или помилование? И если говорить больше Голд не мог, то взгляд его был весьма красноречив.

*

Nightwish - Nemo

+1

10

Чем дольше Нил слушал, тем труднее ему становилось спасаться отрицанием. Он все еще пытался видеть в происходящем фальшь, самообман, жестокую шутку: что угодно, лишь бы не дать себе надежды, – но это было уже не в его силах. Никто не смог бы, верно, играть так. И даже у жестокости судьбы должен быть предел. Дымка неверия изогнулась, побледнела и приоткрыла странную картину. Не Нил встретился лицом к лицу с Темным магом, вовсе нет: Бэлфайр с Румпельштильцхеном. Разница была настолько мала, что со стороны и не заметишь, но именно она легла на чашу весов и сдвинула ее с места.

Нил словно снял темные очки в пасмурный день. И с каждой новой деталью, которую он замечал в холодном полусвете, таяла его уверенность. Нил знал себя, мог с точностью сказать, когда его нервы сдадут, лопнут, как струны, взвизгнув напоследок и немилосердно ударив по руке. Очень скоро. Нельзя больше невозмутимо молчать, изредка разбавляя разговор едкими фразами, это добьет их обоих. Нужно что-то другое, что-то вроде опасной открытости, которой он так не хотел. Однако делать не то, что хочешь, а то, что надо – разве не это признак взрослости? Нил себя ребенком не чувствовал.

Я буду помнить всё. Никогда не смогу, – он опустил взгляд, чувствуя надлом уже в своем собственном голосе, и продолжил гораздо тише, – поверить так же, как раньше, – снова поднял глаза, снова отвел взгляд. Говорить от сердца, не защищаясь от собственных и чужих эмоций, оказалось тяжелее, чем он думал, даже слишком тяжело. Однако это было необходимо.  – Что бы ты ни говорил. Я буду смотреть на тебя и не знать, что ты выберешь сейчас. Каждый раз.

Злиться, ничего вокруг не замечая, было гораздо легче: воздух не царапал саднящее горло, пальцы не сжимали куртку так судорожно, силы не таяли так быстро. Возможно, копи он злобу двести лет, она и сейчас бы говорила за него, и он оставался бы в безопасности внутри своего маленького иллюзорного мира. Нил прикусил губу, отгоняя внезапную слабость. Слишком много событий сразу. Причем со всем этим надо разобраться сейчас, потом может быть поздно, и лучше не задумываться, почему. Раз уж терять нечего, почему бы не пойти на такое заманчивое безумство. Попробовать. Никто же не заставляет. Нил коротко выдохнул, набираясь решимости, и положил обе ладони на плечи Румпельштильцхена, словно преодолев невидимую преграду. Хотел удержать отца на расстоянии? Или, наоборот, заставить остаться рядом, будто это становилось нужно? Нил уже и сам бы не ответил сходу. Под пальцы попалась знакомая ткань, старая, даже на ощупь сильно отличающаяся от дорогого костюма. Конечно, он узнал ее, пусть и далеко не сразу. Кто бы мог подумать, что Румпельштильцхен настолько сентиментален.

Послушай и ты, посмотри на меня, я… Я уже не тот, мне мое имя ухо режет, – Нил уже и не пытался заглянуть отцу в глаза. Надежда, которую он там недавно видел, едва ли не пугала его. У надежд есть дурная привычка: они тащат за собой как угодно далеко, а потом разбиваются о реальность. – Я ненавижу то, что ты сделал, твою… магию, – Нил заметил, что неосознанно сжимает пальцы, и прекратил это усилием воли. Осталось совсем немного. – Никаким прощением не поможешь. Мы из разных миров и от нас уже ничего не осталось. Не это ты искал, правда?

И мир-без-магии не преминул заявить о себе именно в этот момент. Недремлющим шестым чувством вечного беглеца Нил ощутил присутствие чего-то печально знакомого даже прежде, чем краем глаза увидел тени. Он тут же отшатнулся от Румпельштильцхена, осмотрелся, и ему захотелось взвыть. Не просто взвыть, а как загнанное в угол животное, дико и остервенело, чтобы не рискнули подойти, не пристрелив: выстрел в голову – это милосердно. Нил очень старался не думать, что будет, если его возьмут живым. Потому что не возьмут, он даже сможет сбежать, если… Мог бы, если б только был один.

Всего-то с десяток человек, «уличная гвардия», молодые парни. Слишком молодые, чтобы уметь усмирять жестокость, и слишком взрослые, чтобы бояться навредить или убить. У таких всегда найдется нож, железный прут, дубина и повезет, если не что-нибудь похуже. Впрочем, их ярости хватит, чтобы и кулаки превратить в страшное оружие. Нил понимал их, и от этого становилось только хуже. Но вот один из них, гораздо старше остальных, подмигнул ему и ощерился ухмылкой. Этот, в отличие от остальных, прекрасно знал, какая рыбка попалась в его сети. Вожак всей своры, ему стоит только кивнуть – и стоящие оградительным полукругом парни бросятся вперед.

+1

11

Хелен казалось, что время застыло, наконец-то повинуясь её желанию, её страху узнать о принятом Нилом решении - последовать просьбе или отмахнуться от неё. За последние недели Медея испытала разную степень страха больше, чем за долгие годы жизни в Зачарованном Лесу, но ничего не могла с собой поделать. Для неё происходящее было очень важным, самым важным, всё, что у неё вообще осталось. Прошлое в Лесу, в Озе, даже в Сторибруке в качестве Фостер осыпалось пеплом, стоило пересечь черту города. Личное будущее было нечётким, смазанным и не главным, поэтому она лишь тихо, тяжело выдохнула, когда время вновь начало своё движение, стоило Нилу вернуться к отцу. И Хелен было наплевать по какой причине - из-за взыгравших совести и благородства, или, услышав что-то от Румпельштильцхена. Всё, что ей было нужно - видеть, как они разговаривают. Ругаются, выясняют отношения и вытаскивают на свет застарелые, болезненные воспоминания. Не так важно, лишь бы разговаривали. Хелен обняла себя за плечи, стараясь хоть чем-то занять руки, а заодно и отвлечься от того, чтобы прислушиваться к столь личному разговору.  Как удивительна может быть жизнь.  Всего несколько дней назад Фостер и не подозревала о существовании Бэлфайера, о той ране, что всегда мучила Наставника.

На какое-то короткое мгновение сердце укололо осознание, как далека она была от учителя, несмотря на десятки лет, проведённые рядом, но Медея не собиралась ставить ему это в вину, как и всегда с пониманием отнесясь к его секретам. Даже будучи вхожей в его замок, она не рыскала по углам с целью осмотреть каждый запрещённый участок и выяснить его тайны и планы, пока Наставник был занят чему-то другим. Всё, что ей было нужно или хотелось знать, она спрашивала прямо или осматривала аккуратно то, что было доступно взгляду. Только за все эти годы она никогда не видела Румпельштильцхена в таком состоянии - без магии, обычным человеком, которому не чужды столь сильные эмоции, который не пытался скрыть слабости не только физической, но и моральной. Ни Медея, ни Хелен ещё не знали его таким, поэтому всё, что здесь происходило и было таким особенным. Так или иначе глядя на Голда, Хэл сама бы не смогла сейчас понять, что всколыхнулось от этого внутри. Что-то такое, чего она раньше не чувствовала или просто не замечала - тёплое, мягкое, тенью накрывшее душу тонкой пеленой, заставляя боль от его переживаний тихо тлеть огненными углями. Глупо, как безмерно глупо, сейчас ощущать бесконтрольное желание защитить Наставника, будто появилась снова та долгожданная возможность позаботиться о мужчине, которому эта самая забота, казалось бы, никогда не была нужна. И откуда только взялось это явно несвойственное ей желание подойти, обнять их обоих так, чтобы прижать их к друг другу, как и должны они быть рядом? Представив подобную картину действий, Хелен нервно усмехнулась, поражаясь своему обострённому такой ситуацией воображению. Вот уж и Нил, и Голд отвлеклись бы от своих споров на недоумение, что себе позволяет посторонняя женщина? Посторонняя, дорогуша, вот ключевое слово. Но это уточнение не вызвало никакого отклика у сердца, на которое рассчитывал разум. К Хелен лишь вернулось усиленное осознание правильности происходящего, когда ещё находясь в Сторибруке, примирилась с мыслью, что в город может и не вернуться.

Словно в ответ на её посторонние от встречи отца и сына мысли, Фостер заметила, как резко отшатнулся Нил от Голда. Она проследила за его взглядом и похолодела, увидев группу явно недружелюбно настроенных людей. Надо быть полной идиоткой, коей Хэл себя не считала, чтобы не сопоставить два и два. Было очевидно, что это вторая порция преследователей по душу Нила, раз первые в лесу не справились. Враги его нашли так же, как и она с Наставником. Думать было некогда, как и ругать себя за невнимательность. По венам горячим потоком скользнул ужас, что всё может закончиться для Тёмного и его сына, даже не начавшись. Только здесь Румпельштильцхен не Тёмный маг! Он смертен так же, как и Нил! Только бы трилистник работал, только бы заклятье по защите действовало В голове молоточком бились слова веры, что Наставник пусть не полностью, но защищён, а Нил справится. Есть шанс, что всё будет хорошо. Она быстрым шагом преодолела разделяющее их расстояние, беглым, внимательным, серьёзным взглядом осмотрев Голда и Нила.

- Вам нужно уходить, - несмотря на довольно сухой тон, несколько звуков едва не потонули в прорывающемся волнении. План, словно у какого-то паршивого героя в сияющих доспехах, строился из воздуха, подчиняясь лишь одному неистовому желанию защитить их обоих. Если бы только у неё были силы! Но она и без них не будет стоять без дела в ожидании, когда какие-то отбросы захотят убрать с дороги помеху, чтобы добраться до Нила. Отец и сын не закончили свой разговор! Не для того Румпельштильцхен перевернул миры, чтобы кто-нибудь из них двоих умер, сводя на нет все усилия по примирению, по прощению, по искуплению вины. - Наставник, выкрутите шпагу из трости и отдайте её мне, вам не придётся опираться лишь на основание, набалдашник встанет обратно в него. У вас есть другая защита, - Хелен помнила о пистолете, но не собиралась им пользоваться сама - шпага, даже в умелых руках, чем Фостер похвастаться не могла, не была хорошей защитой в толпе, а вот пистолет поможет. И это оружие должно быть с ними.  Не забыла она и о том, что во внутреннем кармане куртки у неё лежит складной нож, который она прихватила из Сторибрука, но сейчас он был бесполезен. - Нил, ты знаешь пути отхода? Нам нужен тот, что позволит завести твоих гостей в менее людное место, а Вам даст возможность уйти. Преследователей я постараюсь задержать и немного их прорежу, - тут Хелен совершенно с тёмным предвкушением улыбнулась, хоть как-то напоминая о себе, не как о безрассудном, глупом герое, на которого были похожи её речи, - но с остальными разберётесь сами, если придётся. Всё это было за гранью, но Фостер мало заботило на кого она сейчас похожа с лихорадочным взглядом, быстрыми фразами и самоубийственным предложением. Ей было абсолютно всё равно, главное добиться цели, которую она поставила - сделать всё, что возможно, но защитить их обоих. Она лишь старалась лишний раз не смотреть в глаза Наставнику, хоть и хотелось увидеть, запомнить, забрать с собой воспоминания. - Береги его, если я не смогу, и сам будь осторожен, - тихо-тихо сказала Хелен Нилу, едва ли обратив внимание, как пафосно звучат её слова. Какая вообще разница?

+1

12

Ещё до того, как Бэй заговорил, Румпельштильцхен начал понимать, что его иллюзии рассыпаются в прах, как рассыпается сердце, вынутое из груди, в сомкнутом намертво кулаке, и прах медленно развеивается по ветру. Ты словно слышишь, как со звоном обрывается нить чьей-то жизни, и становишься ещё на шаг ближе туда, где нет счастливых концов и даже счастливых мгновений. Только то, отчего волком бы взвыть – но голоса нет. Голд как наяву видел своё сердце, подставленное Бэю – сожми его, уничтожь последнюю надежду, и назад пути не останется. К тому прежнему Румпельштильцхену, черпавшему все силы в своих… надеждах? Иллюзиях.
Он вздрогнул, почувствовав руки сына на своих плечах. На миг робкое «а вдруг» опять подняло голову, но было враз убито тихим, больным голосом Бэя. Нила.
Голд смотрел на него застывшим взглядом широко раскрытых, полных такой же боли глаз, и неистово не хотел и не мог верить, что Бэй остался в прошлом. Нет. Это ложь. Он пытается себя убедить, отца убедить – нет, этого не может быть, потому что не может быть.
- Бэй, - Румпельштильцхен сам не узнал своего голоса – так жалко и слабо он прозвучал. – Бэй
Это была бессмысленная, безмолвная мольба прекратить разрушать всё то, чем он жил до сих пор. Это было, наверное, так же бесполезно, как и колотить руками по земле, где давно закрылся зелёный портал, унеся с собой сына. Но поделать Румпельштильцхен ничего с собой не мог – как сейчас, так и тогда, и если сейчас он не смог бы выдавить из себя ни слова – тогда он срывал горло в крике, разрывая ногтями чёрную землю и с каждым мгновением осознавая всё сильнее и сильнее, что случилось, что он наделал, что наделала Голубая фея, будь она тысячу раз проклята и сгори она в огне – в таком же огне сожаления и отчаяния, который пожирал его душу. Он лежал в этой яме, оставшейся от портала, и слёзы текли по его грязным щекам – он был один во всём мире, чего так страшился, и он бросил своего сына, чего поклялся никогда не делать много лет тому назад…
К реальности Голда вернул голос Хелен. Он не сразу понял, о чём она толкует и что произошло; судорожно оглянулся – и вид гнусных молодчиков окончательно его отрезвил.
За его сыном охотились. Голд ощутил знакомую злость – живую, горячую, снова превращающую его из развалины в деятельного человека – и нечто схожее прочитал на лице Хелен. Как и услышал её самоубийственное предложение. Голд подобрался и посмотрел на бывшую ученицу весьма выразительным взглядом – кто бы поверил, что несколько минут назад он жалобно лепетал, готовый разрыдаться.
- Никаких глупостей, Медея. Ты не станешь нас прикрывать, ты пойдёшь с нами. Нет! – резко поднял руку, перебивая возражения, которые, как Голд предчувствовал, сейчас последуют. – Мы просто постараемся скрыться. Они ведь не станут бросаться на нас на улице, верно? Мы можем попытаться сесть в такси и уехать в безопасное место.
Голд растянул губы в кривой улыбке, ничем стараясь не показать, как страх медленно, но верно захватывает его в свои объятия, несмотря на решительный вид и тон:
- На крайний случай, я кого-нибудь пристрелю, и остальные разбегутся. Пистолет с глушителем, можешь не беспокоиться, Бэй, - прибавил он, изображая смертника столь же бодро, как Хелен, хотя на самом деле ему хотелось кричать от ужаса и звать полицию.
- Ты не знаешь, что я выберу, Бэй? – горячо и запоздало выдохнул Голд. – Я уже выбрал, когда поехал сюда, зная, что тебя преследуют. Я не позволю никому… не позволю, - тихо оборвалась фраза, смысл которой был и так понятен.
Голд больше ничего не стал бы говорить – времени наверняка было совсем мало, - да и горло перехватило от волнения и страха. И тем не менее, пистолет он в руке удержит.
Шпагу он пока Хелен не хотел давать, чтобы она не кинулась изображать из себя записного дуэлянта в самый неподходящий момент.
- Ты её получишь, когда придёт время, - упрямым шёпотом проговорил Голд. Он всё ещё хотел верить, что они обойдутся без прямого столкновения с убийцами или кто они там.

0

13

Нил уже хотел в паре метких выражений озвучить все, что думает о террористках-смертницах со шпагами наголо, но Румпельштильцхен справился сам – более культурным языком. Каким образом Хелен превратилась в Медею выяснять сейчас отчего-то не хотелось. Может, оттого, что бравые ребята уже отсекли большую часть путей отхода, о которых спрашивала ведьма.

Не станут? Они звери, что им улица, – мрачно просветил Нил, неосознанно подступая ближе к столь внезапно обретенным… союзникам. Опасность преобразила их так быстро и сильно, что и сам он не мог не подобраться. – Их держит только вон тот.

Мысленно он обозревал те самые тайные тропы, которые недавно искал и которыми можно удачно уйти. Нил планировал идти по верхам, презрев удобные для бега дороги, и способы отыскивал такие, что пришлось бы здорово поиздеваться над собственным телом, чтобы оторваться от погони. Зато и той самой погоне пришлось бы очень несладко, и она точно бы отстала. Однако тащить через чащу городских джунглей отца было бесполезно. Нил скользнул быстрым взглядом по трости, или шпаге, или что там еще Темный мог догадаться запихнуть в полую палку. Нет, не стоит и пытаться, это только даст преследователям возможность удачно ударить со спины.

Сзади слева проход, там пустырь, потом узкий проход, они все не пролезут, дальше людная улица. Опасно, но можно успеть, – скороговоркой, но на этот раз внятно выпалил Нил. А потом услышал про пистолет и приподнял брови: впрочем, чего еще можно было ожидать после шпаги? – Это чертовски хорошая идея… но лучше не надо. Бесполезно просить оставить мои проблемы мне?

Жаркая отповедь Румпельштильцхена стала ему ответом. В любую другую секунду это потрясло и, может статься, немало растрогало бы Нила, однако сейчас он просто кивнул и не стал спорить, хотя стоило бы. И стоило бы еще всерьез попенять на то, что эти двое покинули безопасный для них город, чтобы спасти его от мира, где он вырос. Не объявись они, ничего этого не случилось бы. Сидели бы себе, занимались своим колдовством, а Нил, может, сам бы пришел из незамутненного разумом желания знать, что там с отцом. Но что теперь сетовать? Незваным гостям явно надоело стоять и смотреть, как жертвы о чем-то лихорадочно переговариваются.

Ты Нил? Босс требует тебя, – ожил главарь нарочито перешучивающейся меж собой банды. Расстояние между ним и его целью было не так уж велико, но голос повышать приходилось. Каждый знал, что стоит кому-либо сделать неправильный шаг – беседы перейдут в бойню. Однако в окна опасливо выглядывали жильцы, не так далеко шумела людская река, кровь плохо смотрелась на относительно чистой улице: не лучшее место для убийств, а вот для переговоров подойдет. Не удовлетворившись враждебным взглядом Нила, главарь с жутковатой улыбкой добавил: – Живым.

На кой черт я ему сдался? – спросил Нил, хотя прекрасно знал ответ, и этот ответ ему крайне не нравился. Если можно немного потянуть время переговорами, то надо это использовать. Уже гораздо тише он обратился к «своим»: – Отходите, я буду следом. Провалиться мне под землю, не вру! Ну, идем!

Нил действительно не врал, меньше всего он хотел строить из себя героя, ибо на Земле такое не работает, или работает извращенно, или оборачивается таким злом, что проще вообще ничего не делать. Вдобавок, если Румпельштильцхен заподозрит его в приступе самопожертвования, вернется же, а за ним следом и Хелен – будь проклята эта преданность! Как есть вернутся, Нил это спиной чуял. Лучше бы проявили хваленую злодейскую эгоистичность, а он бы выкарабкался. Как-нибудь, как раньше.

Что у вас там за терки? – поинтересовался главарь. Он тоже времени зря не терял: полукруг из живых и довольно нетерпеливых людей по его указаниям сжался и плавно подался вперед, а кто-то и вовсе звонил по телефону. Полиция не должна помешать этому фарсу. Кого только Нил пытался провести, они же учились своим фокусам на одних и тех же улицах.

Да тут пацана одного искали… – начал Нил, уже не собираясь продолжать. Настал момент для его пламенно любимой части переговоров – бегства.

+1

14

На что вообще рассчитывала Хелен? Что её приказную просьбу Наставник исполнит в тот же миг? И хоть она и не против, взял он её с собой именно для роли живого щита, как единственную возможность искупить её вину? Вряд ли Фостер вообще задумывалась над этим вопросом, она просто собиралась сделать. Были бы у неё силы, не пришлось говорить, и можно было бы даже пару лишних минут поразмышлять, что же сделать с этой толпой, обделённой интеллектом? Но их не было, как и времени на обдумывание. Один неверный шаг с её стороны, пара секунд промедления, и она может потерять гораздо больше, чем просто жизнь. И если бы Румпельштильцхен ответил по-другому, если бы только её настоящее имя не сорвалось с его губ, а она осталась для него Хелен, если бы она пропустила его взгляд, то наверняка бы сделала то, что собиралась. И уже без разницы, со шпагой или без неё. Но нет, взгляд и его слова буквально обездвижили её на месте, словно Голд использовал магию. Медея бы и хотела возразить, поспорить, что это реальный шанс им двоим выжить, а не глупость, но едва приоткрыв губы, не прозвучало и звука, и она лишь молча кивнула. Скептически приподняв бровь на то, что бандиты не будут бросаться на улице, Хелен посмотрела на приближающуюся всё ближе толпу и сильно в этом сомневалась. Вряд ли люди будут медлить или считаться с окружением, когда они наделены силой. Не важно, магической, как некогда сама Хэл и Голд, или физической, что имелась у нескольких крупных парней, или силой разного оружия, которого наверняка у них хватало. Нил так же подтвердил опасения Фостер, но всё равно они все медлили, отчего и без того натянутые нервы начинали звенеть от усиливающегося напряжения.

- Хорошо, будь по-вашему, - негромко сказала Хелен, хотя убедить её не делать глупостей не удалось, и причину Голд озвучил сыну. Он выбрал, он знал, он не позволит. Услышав это, Фостер понимала, что сама сказала бы тоже самое. Ему. Этими же словами. Цепь этого "не позволю" присоединила и Нила к Хелен через Голда, и разрушать её она не собирается. Вот только терпение сомнительных личностей по душу Нила заканчивалось, а, значит, и время на споры о планах дальнейших действий тоже. Хелен почти физически ощущала чужое, иногда слишком пристальное, внимание. Проведя столько лет в ареоле привычных угроз, ощущения собственной значимости, силы, власти над жертвами и прочих сопутствующих типичному злу элементов, она легко распознавала их в других. И сейчас она замечала проявления в отдельных личностях полного набора, направленного в сторону их троицы, отчего волнение частично начало трансформироваться в ту необходимую злость, которая не раз спасала даже сейчас, хоть она и не может вспыхнуть на кончиках пальцев.

Случайно поймав взгляд одного из свиты, стоящего чуть сбоку, Хелен удостоилась какого-то невнятного подмигивания и многообещающей улыбки. От мысленной картины, как она вытащила посмотреть этому уроду его внутренности, а остальных постигла не менее красочная участь, отвлёк тихий голос Наставника о шпаге, "когда придёт время". Оно пришло не одну минуту назад, - ворчливо подумала Хелен, отогнав ненужные сейчас мечты о казни незваных гостей. Она бы обошлась даже без магии. Вручную, лишь бы избавиться от этих взглядов, стереть улыбки, заставить губы произносить мольбы о пощаде, а не угрозы. Услышав Нила, сквозь лёгкий шум в ушах от быстро бьющегося сердца, она подозрительно посмотрела на него, словно он решил отобрать у неё роль прикрывающего щита. А чем её предложение отличается от этих слов?! Думает, что с ним продолжат болтать, стоит Хелен и Голду попробовать уйти? Мол, ладно, дорогой Нил, повидались напоследок и ладно, нам пора, а вы тут сильно его не мучайте? Вот только времени на споры не было совершенно. Посторонние люди вокруг всё больше стали проявлять врождённое неуёмное любопытство и любое их действие могло послужить спусковым механизмом к слишком быстрому развитию событий.

- Не заставляй нас вытаскивать тебя из плена, - шёпотом предупредила Хелен, чтобы даже мысли у Бэя не возникло разбираться со всем этим самому. Лучше ему сдержать слово. Фостер быстро прикинула всё, что видела в предложенном направлении и мёртвой хваткой вцепилась в предплечье свободной от трости руки Наставника. Пара слов, как тот самый спусковой крючок, и они воспользовались эффектом неожиданности, чтобы сделать этот первый важный шаг подальше от опасности. Шум, суета, путь к призрачному спасению по наскоро скроенному плану, когда уже кажется, что ещё чуть-чуть и всё изменится, удача должна повернуться лицом, и... практически тупик, вместо спасения. - Не может быть, - едва слышно выдохнула Хелен, глядя, как красноречиво огромный грузовик перекрывает их лазейку и перечёркивает шанс обойтись без столкновения. Время пришло?

+1

15

This is where heroes and cowards part ways*

Голд не был уверен, что это всё происходило не во сне. Только в одном из его бредовых кошмаров могли происходить такие мутные события, могло быть такое душное чувство, от которого хотелось не просто ослабить тугой узел галстука и вдохнуть побольше воздуха, а бежать. Бежать, невзирая на хромоту, не оглядываясь, леденея от ужаса и всё яснее осознавая собственное предательство – так, что на полдороге обернёшься и кинешься обратно, но поздно будет. Как было поздно у портала, как было поздно кричать и выть, как обезумевшая от горя волчица над мёртвым детёнышем, как было поздно трясти кулаками и винить во всём Голубую фею.
Голд сам не понял, как они очутились в проходе и как оказалось, что бежать дальше некуда. В голове билось только одно: скорее, скорее, скорее. Он судорожно схватился за трость, разделяя её на две части, позволяя Хелен самой выхватить шпагу. Обе части соединились обратно с глухим звуком. Удары его сердца оглушали и, казалось, раздавались на весь переулок. Голд сунул руку за пазуху, рывком повернулся, устояв на ногах – в руке его тускло блестел пистолет, верхняя губа приподнялась, обнажив неровные зубы в оскале.
- Убирайтесь, - хрипло выдохнул, с удивлением осознавая, что теперь, с оружием, направленным на цель, его рука больше не дрожит. Другая намертво вцепилась в трость. – Пошли вон отсюда!
Перед ним снова разверзнулся портал – ещё страшнее того, Голд буквально ощущал на лице порывы холодного воздуха и зелёная магия вновь засверкала, ослепляя. Теперь портал нёс смерть, он хотел разлучить их навсегда – Голд почувствовал, что вот-вот грянет огонь, и инстинктивно сделал движение вбок, заслоняя собой Бэя.
Огонь обжёг ему грудь, и Голд потерял равновесие. Его руки внезапно получили свободу – он выронил и пистолет, и трость. Чьи-то вскрики, убегающие фигуры, кто-то подхватил его, не давая упасть лицом в землю. Портал исчез, магия – тоже; чужой город заплясал перед глазами, Голд попытался сделать вдох и его пронзила боль. Возвращение к реальности было страшным, он увидел тёмное расплывающееся пятно на своей одежде, коснулся дрожащими пальцами – кровь. Это его кровь. Он ранен. Он смог спасти сына – Голд увидел его искажённое лицо, метнулся взглядом к Хелен. Они живы, с ними всё в порядке, это облегчило боль и страх, но вот он – он умирал. Голд протестующе всхлипнул.

Какая-то часть его сознания мгновенно примирилась со смертью, шепнула, что он это заслужил и умрёт иначе, чем жил – хоть в этом есть утешенье. Но нет, это неправильно, этого не могло быть, и всё, что в нём было готово бороться за жизнь, яростно восстало против этого.

*

Nightwish - 7 Days To The Wolves

+1

16

Нил так часто и так умело убегал, что его по незнанию можно было назвать трусом. Можно было бы, если бы не то, что случалось, когда бежать становилось некуда. Страх – странная штука, у всех он проявляется по-разному: кого-то лишает воли и сил, а кого-то заставляет идти на безумства. Страх Нила Кэссиди вспыхивал ярко и горячо, как сухая солома от искры, и опалял все вокруг.

Он шел последним и, увидев грузовик, зашипел неопределенные ругательства и резко развернулся на месте. С этого мгновенья Нил не раздумывал и не сомневался, его тело действовало почти что само, по старой-недоброй памяти родом из юности. Это же всего лишь драка, как тогда, верно? Не первая и, хотелось верить, не завершающая. Он успел доставить неприятностей врагам прежде, чем ему самому досталось и пришлось отступить. Как обычно: хочешь встать между – убедись, что тебя не снесут. Хорошо еще, что Нил не чувствовал боли, он был слишком взвинчен и захвачен другим. Другими.

Осматриваться и перекликаться было решительно некогда, но быстрый взгляд он мог себе позволить. Хелен добралась до клинка и с ним, как и с уже не так рвущимся вперед уличным войском, вполне справлялась. Но отец, он был где-то не здесь. Хотелось встряхнуть его, заставить вернуться в реальность – в такой момент просто нельзя теряться! – но тут стало не до того. Что бы им ни пообещали или чем бы им ни угрожали, враги не отступали, прижимали к проклятому грузовику, будь он неладен. Нил уже совсем уверился, что неизбежное и впрямь неизбежно, и без крови не обойдется. Вот только Румпельштильцхен все никак не стрелял.  Выстрел грянул с другой стороны.

Нилу против воли пришлось узнать, что «вся жизнь пронеслась перед глазами» – не просто красивое выражение. Он вернулся в детство, затем прошел дальше, еще дальше, дошел до настоящего и почувствовал невероятный холод, как будто за этим «настоящим» нет ничего, кроме воя вьюги и горы снега над головой. Только невероятная боль, вырывающая из подсознания истошный мысленный даже не крик – резонирующий вопль. А затем секунда кончилась. Нил вспомнил, что умеет дышать и двигаться, ступил вперед, подхватил отца. Нет, вцепился в него так, будто Румпельштильцхен собирался раствориться в воздухе. Почти одновременно Нил опустился на колени – ноги не держали.

Его взгляд упал на пистолет, а рука будто сама подняла его. Один выстрел – не смертельно. Нет, не смертельно! Но нельзя допустить второго. Нил даже не целился, он просто отыскал взглядом стрелка, не поняв даже, кто это, и спускал курок до тех пор, пока вместо выстрелов не послышались пустые щелчки. Пистолет так трясло вместе с рукой, что он и не думал попасть, а все же попал. Насмерть? Кажется, насмерть. Почему-то Нил испытал не стыд и отвращение, а странное, мрачное удовлетворение, на миг оттенившее ужас. Но только на миг.

Папа… Папа! – едва слышно прошептал Нил, хотя ему казалось, что он это чуть не выкрикнул. Бывший физик ни капли не разбирался в медицине, но и ему хватило соображения понять, что врачей звать бесполезно. Мир перед глазами отчего-то расплылся и задрожал, и ему пришлось помотать головой, чтобы видеть ясно. Это слишком, даже для проклятой судьбы слишком! Это же темные, у них должен быть запасной план, отходной путь, хоть что-то, чтобы ухватиться, как утопающий за спасительную соломинку. Просто потому, что Румпельштильцхен не может вот так умереть, не в этом городе, не сейчас, не из-за сына, которого только что встретил.

+1

17

Хелен никогда бы не заподозрила себя в наивности с того самого дня, как похоронила мужа в огне своей ярости. Она выбрала свой путь рядом с величайшим Тёмным магом и знала, что по всем типичным законам жизни тёмным нужно с особым упрямством выгрызать себе счастье. Но здесь и сейчас её наивности не было предела, когда Хэл и впрямь поверила, что можно убежать от судьбы, скрыться в переулке, найти лазейку и спокойно вернуться в Сторибрук. Живыми, невредимыми и с призрачным шансом взять хотя бы частичку счастья после стольких лет неизбежных пыток. Вот только грузовик, преграждающий им дорогу был красноречивее любых знаков. Ничто не даётся так просто! Тем более искупление. Добравшись до шпаги, Фостер только скрипнула зубами, глядя на то, как Нил первым встретил толпу преследователей. Всё происходило слишком быстро, продумывать свои действия в должной мере не было никакой возможности. Хелен верила, что её амулет в кармане Голда действует, у самого Наставника есть пистолет, который хорош на дальнем расстоянии. Всё, что ей было нужно - не подпустить никого к нему близко и помочь Нилу, который судя по всему не первый раз участвовал в таких драках.
    Они будут жить, - упрямо твердила и твердила себе Фостер, заставляя себя сосредоточиться на одной этой мысли, чтобы не дать лишним чувствам испортить и без того отвратительную ситуацию, в которую их загнали. Хэл нельзя было назвать воином, который в своё время отлично управлялся с мечом. У неё была магия, с которой не сравниться ни одно оружие, но с того момента, как Наставник показал ей трость, у Хелен было время вспомнить то, чему её учил муж, будучи главой одного из отрядов королевской стражи. Он якобы заботился о её безопасности, когда был в отъезде, но узнав правду, Медея была уверена, что он проверял, насколько удача позволит ей получить даже маленькие раны. За столько лет любой, тем более минимальный навык стирается, тем более меч не шпага, но по сравнению с тем уличным отрепьем, которое выступало против них с какими-то зубочистками в руках, у неё было небольшое преимущество. Чем больше все трое сопротивлялись, тем быстрее теряли терпение нападавшие. Рассечённые лица и одежда, кажется, проткнутый бок и тонкая рана на шее, с которой стекала кровь пугали далеко не всех. Их оттесняли к грузовику, оставляя всё меньше возможностей на побег, но и количество желающих выполнить задание и добраться до Нила всё же уменьшалось. Хелен время от времени посматривала то на Наставника, то на Нила, едва ли замечая, как плотная куртка спасла её саму от ножа, когда она пропустила выпад. Всё слилось в одное сплошное движение, поэтому Фостер не сразу поняла, почему остатки бандитов отступили в сторону.
   Сначала она услышала выстрел и за секунду подумала, что главарь решил изменить приказу и убить Нила, но потом в её груди вспыхнуло огнём где-то слишком близко к сердцу. Наставник! Нет! Хотелось броситься к Румпельштильцхену, увериться, что амулет сработал, но она едва склонилась вперёд от тупой боли, упираясь шпагой в землю, чтобы не упасть, и закашлялась, прикрыв рот ладонью, с ужасом почувствовав во рту металлический привкус крови. Нет-нет-нет, не может быть. Она отказывалась верить, что всё это произошло и заняло всего несколько мгновений. Хелен знала, что ранили не её, видела, как Нил подхватил отца и опустился с ним на землю, послышались лихорадочные выстрелы, а Фостер силой заставила себя выйти из оцепенения и действовать, она вовремя отвернулась, чтобы стереть с губ и ладоней кровь платком, и увидела, что не все сбежали, когда поняли, чем закончилось просто задание доставить к боссу человека. Ещё один стрелок, который явно стремился отомстить за смерть главаря. Тот самый, с мерзкими подмигиваниями. - Хватит с вас, ублюдки, и одной нашей крови, - злобно выдохнула Хэл, собирая всё отчаяние и боль в один единственный удар шпагой по его руке с пистолетом, потому что на таком расстоянии по-другому не сможет хоть как-то помешать выстрелу. Вместо него раздался крик боли от отрубленной конечности, на асфальт упало зажатое в руке оружие, но всё это мало волновало Хелен. Все её мысли были только о Наставнике и боли, которую она чувствовала. Слишком слабой для огнестрельной раны! Что-то не так Амулет работал не в полной мере, но никто не должен знать, как он работает. Удостоверившись, что самоубийцей инвалид не был, раз не взирая на боль поспешил убраться, Хэл сжала губы, быстро подойдя к Голду и Нилу. Слова застыли на губах ледяными иглами, вид крови на одежде Наставника в одно мгновение выбросил её из реальности, словно она попала в один из своих последних кошмаров и вот-вот должна проснуться. Хелен опустилась на асфальт рядом на колени, лихорадочно перебирая варианты, что делать дальше. Внутри всё замёрзло от осознания, что она как никогда близка к тому, чтобы его потерять. Снова, и на этот раз навсегда. Не будет никаких шансов на искупление. И Хэл особенно остро поняла - весь смысл её жизни сосредоточен на истекающем кровью мужчине, которого она сама не уберегла. Нет! Не позволю!
    - Это я во всём виновата, - Хелен прошептала Наставнику бескровными губами, с отчаянной виной и мучительной нежностью глядя ему в глаза, - прости меня. Если бы она тогда задержала Нила, этого бы не случилось. Но её накрыла волна отрицания. Нет, он не умрёт. Такого быть не может. Не здесь, не сейчас, не так, не на руках у сына, которого только нашёл. Никогда. От желания сделать хоть что-то, отринуть чудовищный страх, парализующий каждую клеточку, облегчить боль Наставника, раз уж допустила такое, Хэл внезапно подумала, что амулет действует так слабо, потому что не касался того, на кого был настроен. Лежать в кармане - осуществлять лишь внешнюю защиту и основное предназначение - защищать сердце, но всё остальное активно не в должной мере. Бэй не должен знать, что у его отца с самого начала была защита. Он не поверит, что тот не знал, раз Хелен скрыла такую важную информацию. Сын решит, что Румпельштильцхен закрыл его собой, зная, что ничем сильно не рискует. Этого никак нельзя было допустить. - Я не позволю Вам умереть. Фостер вспомнила в какой карман положила амулет и едва сдержала улыбку облегчения - удача вновь на её стороне, и нужный карман был с её стороны, а не со стороны Нила. Она коснулась плеча Бэя, заставив его посмотреть на неё. - Я знаю, ты к магии относишься негативно, но у нас нет выбора. У меня есть амулет, который замедлит кровотечение и облегчит его боль. Ты же понимаешь, что единственный способ спасти его - вернуться к нам в город? Амулет даст нам больше времени. Пока Хелен говорила и отвлекала Нила, то успела вытащить из кармана Голда трилистник, но не так аккуратно, как хотелось бы - Наставник наверняка почувствовал, но вряд ли его боль, которой лишь отголосок чувствовала она, позволила заострить на этом внимание, как и эмоции Бэя следить за руками Хэл.
    - Потерпите, - бывшая ведьма понимала, что забрав амулет, боль Румпельштильцхена усилилась, поэтому продемонстрировав Нилу трилистник, будто взяла из своей куртки, она тут же положила его на грудь Наставнику, где расплылось кровавое пятно. Кровь поможет. - Ему нужно соприкасаться с кожей, лучше ближе к ране, поэтому его нужно повесить. Она говорила, объясняла, пытаясь внушить всем троим, что всё будет хорошо, хотя её руки не дрожали только неимоверным усилием воли, ведь то, что Хэл хочет сделать всё же рискованно. Фостер сняла с шеи нить с пуговицей, которая позволяла ей помнить кто она, и лёгкий шум окружил её в то же мгновение, а вокруг немного поплыло. Хэл тут же схватилась пальцами за саму пуговицу, возвращая ясность сознания. Зубами разорвав нить, она сняла пуговицу и убрала её во внутренний карман на молнии, не ощутив каких-то неудобств в самочувствии от смены положения дорогой вещи с зельем. Продев нить в кулон-амулет так, чтобы он не отрывался от одежды Голда, тем самым не причинив лишней боли, Хелен морально готовилась к тому, чтобы разделить боль Наставника в полной мере, как она и заклинала амулет. - Наша машина находится на стоянке. Только ты сможешь забрать её, а потом и нас. Адрес и номер места есть на ключах, - Хелен хотела сказать сначала самое важное, а потом одеть трилистник, потому что вряд ли она сможет нормально говорить в первые минуты. Прочно связав оборванные концы нити между собой, Хэл одела Наставнику кулон, ослабив галстук и расстегнув пару пуговиц рубашки, спрятала его под одежду. Только трилистник коснулся кожи Голда, как на Фостер волной накатила острая, жгучая боль, не настоящая, но переданная магией, отчего Хелен успела только упереться рукой в асфальт, чтобы не потерять равновесие. Она могла бы даже не глядя сказать, где застряла пуля. Её губы с трудом, но растянулись в дрожащей улыбке, и она поддерживающе сжала ладонь Наставника. - Всё будет хорошо, только всё равно нам надо поторопиться, - спустя время сказала она, стараясь не обращать внимания на металлический привкус крови и заполняющее внутри желание откашляться. Пусть для них это будет первая и последняя реакция на активацию амулета.

+1

18

For the child for the light
For the heart I once had
I'll believe and foresee
Everything I could ever be*

Слово «папа», такое тихое, неожиданно громко и светло прозвучало в ушах Голда. На ощупь он отыскал руку сына и попытался её сжать – слабое, неудачное движение, но в нём было столько же теплоты, сколько вдруг появилось в сердце, убирая самым волшебным образом страх и часть боли.
- Я люблю тебя, Бэй, - ему казалось, он сумел бы произнести эти слова, даже если бы сил вовсе не осталось. – Мой дорогой мальчик
Он хотел обнять сына на прощание, но не смог даже приподняться – и тут услышал шёпот, полный страдания, и с трудом, но посмотрел в глаза Хелен. Внутри больным эхом отозвалось «прости меня… прости…» Голд прикрыл глаза потяжелевшими веками, но всё ещё видел и Бэя, и свою ученицу – они так и стояли перед его внутренним взором. Ему не хотелось, чтобы после его смерти кто-то винил себя в этом.
- Ты ни в чём не виновата, - пробормотал он. – Вы оба. Это я... только я... Всё будет хорошо. Мы… мы ещё встретимся... и станем настоящей семьёй.
Когда-нибудь. Где-нибудь. Ведь переход в другой мир – это ещё не конец, верно?

Но он был жив. На какое-то время боль стала такой сильной, что помутила сознание, однако теперь Голд вынырнул из трясины, в которой неразборчиво слышался успокаивающий голос и призыв потерпеть, и открыл глаза. На груди у него что-то лежало – Голд моргнул, пытаясь понять, что, но мысли разбредались, хотя мучился он не так сильно. Боль стала, как это ни удивительно, терпимой. Румпельштильцхену-прядильщику уже приходилось терпеть много боли – сначала сломав себе ногу, а затем – пока она долго и кое-как срасталась, сделав его хромым калекой. Голд же ничего подобного не знал – что ж, настал и его черёд страдать. И на сей раз, во имя того, что он не бежал – остался.
Он видел, что Хелен что-то торопливо делает, и интуиция подсказала – неспроста. Её руки касались его одежды – Голд испугался, что с него соскользнёт накидка Бэя, но вроде всё было в порядке, хоть она и сбилась в сторону. Голд с изумлением и растущей надеждой наблюдал за действиями Хелен – ему стало лучше, он мог привстать, попытаться нащупать свою трость, но той не было рядом. Голд по-прежнему был серьёзно ранен, и боль накатывала на него, заставляя закусить губу и стиснуть челюсти – но смерть отступила, он это ясно ощущал. И столь же ясно увидел, что Хелен разделила с ним эту боль. Голд с усилием покачал головой, не в состоянии ни возмутиться, ни восхититься – ничего. Он сумел лишь ответно сжать руку Хелен и поднять измученные карие глаза на Бэя:
- В Сторибрук. Скорее, сынок. Может… может, мы успеем.
В подсознании бился страх, что нет, и все усилия Хелен окажутся напрасными, но надежда оказалась сильнее.

*

Nightwish - For The Heart I Once Had

0


Вы здесь » Once Upon a Time: Magicide » Сторибрук » [29.04.2012] Время для искупления


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно